Константин Костин о российских партиях: Система не терпит пустоты

На сегодняшний день в России зарегистрировано около 80 партий, среди них – множество фантомных, не ведущих никакой деятельности.

Чтобы оценить, много ли это или мало, Константин Костин  провел небольшой экскурс в историю.  Например, в США как минимум 5 крупных федеральных партий и около 50 малых, в том числе региональных. Так что Россия по соотношению количества партий населению выигрывает. Но это всего лишь количественный аспект.

Более важным аспектом являются основная партийная задача, заключающаяся в борьбе за власть, в получении как можно большего числа голосов и мандатов на выборах, и партийная миссия, в ряде западных стран закрепленная в конституции или в партийном законодательстве.  Говоря словами Костина, «миссия партий — это народное представительство в органах власти. Обществу нужны только те партии, которые представляют интересы социальных групп. Нельзя искусственно сконструировать парламент «для красоты», чтобы там, как в учебнике, было немножко правых, немножко левых, и в середине — центристы».

Социологические исследования  последних 10 лет позволяют  выделить «большую четверку» российских партий в Госдуме,  представляющих политические предпочтения более чем 80–85% граждан России.  При этом все остальные партии делят между собой право представлять интересы 15–20% населения.

Говоря о миссии партии, политтехнолог делает важное замечание. Одни проигранные выборы еще не свидетельствуют о том, что партия не в состоянии осуществлять возложенную на нее общественную миссию. Он также говорит о тесной связи общественной миссии и практических интересов партии: «Если партия перестанет представлять интересы своей группы, за нее перестанут голосовать, и она потеряет голоса, мандаты, влияние и в конечном счете власть. Участие в выборах для партии обязательно».

Что же происходит в России? И на федеральных, и на  муниципальных выборах  только одна партия – «Единая Россия» – выдвигает 100% кандидатов на все имеющиеся вакансии. Этого не делает ни одна из парламентских партий, не говоря уже о «малых партиях», пребывающих в спящем состоянии.

При этом эти партии все же остаются потенциальными участниками выборов.  Например, в 1995 году было  44 партии в бюллетене, но это происходило сразу после краха монопартийной системы. Если проанализировать результаты выборов 1995 года, мы увидим, что выше 1% набрали от силы 20 партий. Вывод напрашивается следующий: «Популярность и востребованность таких проектов в 1990-е — миф. Их пробовали, как любую экзотику, очень осторожно. А сейчас избиратель более зрелый, рассуждает рационально».

Костин занимает следующую позицию: необходимо ввести, говоря его словами,  «дополнительную систему «мягкой квалификации» в отношении партий, которые в течение, например, трех избирательных циклов не участвуют в выборах».  При этом ликвидировать партии не нужно — можно просто переводить их в разряд общественных объединений.

Глава ФоРГО успокаивает тех, кто боится, что это станет «консервацией нынешней политической системы». Отнюдь!  «Ведущие игроки «большой четверки» из парламентской оппозиции — КПРФ, ЛДПР, СР — подошли вплотную к вопросу о смене руководства». Возникает вопрос:  останутся ли после этого партии представителями интересов своего электората? Костин считает,  что это зависит от работы в межвыборный период: «Контуры VIII Госдумы определяются уже сегодня. Если старые игроки перестанут представлять интересы россиян — эстафета перейдет к новым. Система не терпит пустоты».